Это история жизни Веры Ефименко, которая в Великую Отечественную войну стала пленницей в фашистском концлагере.

Вместо садика стены барака. Взмах плетки – и уже не слышен детский смех. Они не воевали, а выживали в стенах немецких концентрационных лагерей. Это история о детях, которым в войну было суждено попасть в специально оборудованные центры массового принудительного заключения и содержания военнопленных и гражданских лиц. В октябре 1943 года вместе с несколькими тысячами заключенных в концлагере оказалась женщина с тремя девочками. Одной из них была Вера Николаевна Ефименко.

– Мы жили в Крыму, недалеко от железнодорожной станции Джанкой. Мне было два с половиной года, когда началась война. Отца сразу призвали в армию. Вскоре на нашу землю пришли немецкие войска, – начала свой рассказ ветеран. – Я помню, как на подводах вывозили людей на пристань и грузили на самоходную баржу. И нашу семью тоже.

Она сделала паузу и задумчиво посмотрела на облака за окном. На лице появился румянец, в уголках глаз – слезы. Глубоко вздохнув, продолжила:

– Старшей сестре Марии было семнадцать лет, средней, Вале, почти семь, а мне на тот момент исполнилось пять. Баржа была битком забита людьми. Нас переправляли через Черное море. Где-то на середине пути мы услышали звуки приближающихся самолетов. Их было несколько, они кружили над нами. Среди людей началась паника. Мы с Валей были маленькие, толком ничего не понимали, только вертели головами, а Мария упала в обморок от страха. Став старше, вспоминая это плавание, я поняла, чего она так испугалась: тогда было неясно, чьи это самолеты – немцев или наши.

Капитан судна приказал отнести потерявшую сознание девушку в трюм, потому что внутри было не так слышно гул железных птиц. Мать запротестовала, не желая оставлять ребенка одного в таком состоянии. Тогда немец сказал: «Забирайте детей и идите вниз». Спустившись во внутреннее помещение самоходной баржи, они встретили рабочих, которые угостили их шоколадом.

«У меня дома такой же киндер, – указав пальцем на нас, сказал немец. – Мы не хотим этой войны, нас Гитлер заставляет». Мужчина объяснялся при помощи мимики и жестов.

– Не все немцы были жестокими и бесчеловечными, – добавляет Вера Николаевна. – Когда судно причалило к берегу, капитан сказал, что мы счастливые пассажиры, раз доплыли живыми. Предыдущей барже повезло меньше: она ушла ко дну, подорвавшись на мине.

RUHIG – ЗНАЧИТ «ТИХО»

Пока отец Веры Николаевны сражался с немецкими захватчиками на фронте, им чудом удалось избежать смерти.

– Я помню большой дом. Там все прибывшие проходили комиссию – их проверяли на наличие вшей и каких-то заболеваний. Потом нас вывезли в Германию.
В лагере стояли деревянные бараки, окрашенные в черный цвет, а по периметру – заминированная колючая проволока, – вспоминает Вера Ефименко.

Старшую сестру немцы сразу забрали куда-то работать. Маму отправили выгружать и чистить составы, а дети остались в лагере. Их регулярно возили на забор крови. Спустя несколько лет после тех событий Вера Николаевна узнала, что юных узников использовали для поддержания здоровья и жизни раненых фашистов.

– Я же была маленькой, мало что понимала. Помню, как кричала от того, что больно иголкой кололи вены. Только потом мне стало известно, зачем нас туда возили. – Бывшая узница на время замолкает, ее лицо становится неподвижным, затем продолжает: – Мама до вечера работала, ночью спала с нами в бараке. И так больше года.

Когда пленных женщин увозили на работу, в концлагере за соблюдением порядка в бараках следила надсмотрщица – немка в высоких сапогах с плеткой в руках.

– Мы же дети: то играем, то деремся. Она плеткой как врежет и орет: Ruhig! Мы не понимали, что это значит, потом выяснили: переводится как «тихо». Увидим, что она идет к нам, и прячемся кто куда. Сидим ждем, пока надзирательница уйдет. Это еще ничего, над нами не издевались так, как в других лагерях, мы только кнутом получали, – рассказывает ветеран.

РОДНАЯ РЕЧЬ

– В один из дней мы заметили, что за нами никто не следит. Раньше мы выбегали на улицу и слышали, как фрицы разговаривали на своем языке, а в этот раз я вышла во двор – а там тишина. Никого. Я пошла по улице к дому, где жили тогда немцы, – уже сквозь смех повествует героиня нашего очерка. – А в окошке стоит солдат в советской форме. Увидел меня и по-русски зовет к себе.

Она улыбалась. Ее голубые глаза искрились от счастья. Слезы тонкими струйками побежали по глубоким морщинам. «Солдат, наш, советский! Представляешь? Речь родная, русская!» – повторяла она одни и те же слова.

– Я со всех ног помчалась к маме, на ходу выкрикивая радостную новость, – продолжила моя собеседница, немного успокоившись. – Собрались детьми и побежали к тому дому. Красноармейцы вышли нам навстречу, обнимали, целовали. Нас освободили! Сейчас я вспоминаю белые флаги, которые висели в лагере. Значит, немцы сдались без боя.

Накрыли столы, накормили детей. Зазвучала гармошка. Мы танцевали, прыгали, кричали, не сдерживая светлой детской радости. Обустроившись в месте, которое еще недавно было территорией принудительного содержания, русские военные и бывшие пленники наладили привычный быт: женщины доили коров, мужчины забивали скот. Мамы приносили детям покушать.

– Жили так три месяца, потом нас погрузили в военные машины. Сказали взять только вещи и что нас будут кормить вместе с военными. В освобожденном концлагере открыли магазины и склады с вещами. Набрали все, что смогли унести, – говорит Вера Ефименко.

Их привезли в Белоруссию. Там заселили в большое здание, спать приходилось на нарах. Мама на рынке продавала вещи. На эти деньги покупала продукты, во дворе в чугунке варила детям еду. Прошло три месяца, и бывшие узники продолжили путь. В этот раз дорога в товарных поездах привела их в Вологодскую область, в село Ольховик, где людей определили в общий барак.

– У соседской старушки была внучка, а у той чемоданчик, красивый такой, а в нем кукла. Я как увижу ее, так плакать начинаю. Просила дать мне эту куклу хотя бы подержать, а девочка не разрешала, – делится воспоминаниями героиня нашего очерка.

Вскоре к ним приехала и старшая сестра, которая попала на работы далеко за пределами лагеря. После освобождения девушка вернулась на Родину и узнала, где находятся мать и две сестры.

– Мы были так счастливы, когда она приехала! Мама нашла дочь, мы сестру, которую звали няней. Все вместе спали на чердаке. Это была такая радость! Она выжила, и мы вновь встретились. Ничего не известно было только об отце, – говорит Вера Николаевна.

Когда работа на лесоповале была закончена, временных поселенцев отправили в Вытегорский район. Там поселили в отдельные дома. Было холодно, спали под печкой. Продавать уже было нечего. Еды не хватало.

– Мама с Марией работали в десяти километрах от села. Кушать было нечего, мы с Валей одни дома. Она мне давала пустую сумку и отправляла просить еду у соседей. Я была девочкой скромной, сопротивлялась, но сестра настаивала, говорила, что мы умрем с голоду, если не пойду. Иду плачу, потом встану у двери какой-нибудь, люди увидят: девочка маленькая вся в слезах и давали кто что мог. Пройдусь по домам, соберу продуктов, как съедим – опять иду, – продолжает рассказ Вера Ефименко.

Однажды Валя предложила пойти к маме. Зимним днем девочки, обмотав ноги тряпками, отправились искать родительницу. Шли лесом, остановились на дороге и уснули от бессилия. Детей заметил проезжающий мимо мужчина и на санях доставил к матери. Так семья вновь соединилась. Сестрам сколотили деревянные нары в комнате матери. В столовой, где подрабатывала женщина, оставшуюся еду передавали детям.

Десятилетнюю Веру определили работать нянечкой ребенка местной продавщицы. В том же году наша героиня наконец-то смогла пойти в школу. Восьмой класс она окончила в восемнадцать лет.